imfromjasenevo | 125 (Reply)

Надежда Мандельштам: "Я из спящей страны, там все сейчас спят..."

Когда мы садились переводить это интервью, то думали, что разместим его на нашем сайте Julia & Winston. Потом перевели, поняли, что ничего нового в нём нет, и решили о нём забыть. Сегодня пришлось вспомнить. Ну, просто потому, что 15 января Осипу Мандельштаму исполнилось 125 лет, а судя по новостным лентам, которые постоянно что-нибудь "отмечают", такого поэта не было вовсе. Вспомним о нём хотя бы так.

Интервью это у Надежды Яковлевны Мандельштам взял голландский литератор Франк Диаманд. Он побывал дома у жены поэта в Москве, в её квартире на Большой Черемушкинской, 1 мая 1973 года, в "юбилей" ареста мужа. И это единственное интервью, которое она дала под запись, на камеру.
Здесь - выдержки из него.

Надежда Мандельштам: ...Что я могу рассказать вам про Мандельштама, если вы вдруг ничего о нём не знаете? С ним никогда не было скучно. Мы были счастливы даже в самые ужасные времена. И это была не моя заслуга, а его. У нас у обоих были невыносимые характеры, в дневное время мы часто ссорились, но ночью мы занимались любовью. Смешно говорить о сексуальном успехе в 73 года, но это была причина, по которой мы жили вместе. Я пыталась изменять ему, но не преуспела в этом. Потому что все были хуже, чем он. Вы поняли? Это неприлично, скажете, что я сумасшедшая старуха.... (смеется)

Франк Диаманд: Где вы познакомились с Мандельштамом?

Н.М.: В ночном клубе. В первый же день мы переспали. В самый первый день. Это была наша сексуальная революция. Нам нечего было терять. Я не хотела ни за кого выходить замуж, я пыталась быть независимой, но мы поженились. Это случилось довольно скоро.

Ф. Д.: Каково было быть за ним замужем?

Н.М.: Ночи были прекрасными, дни были тяжелыми. Он не разрешал мне никуда ходить. Он хотел, чтобы я всегда была рядом с ним. Он не хотел, чтобы я заводила новых друзей.

Ф. Д.: Он был эгоистом?

Н. М.: Это был не эгоизм, а нечто другое. У него была очень крепкая сила воли. А я была легкомысленной. Поэтому было немного трудно.

Ф. Д.: Ценил ли Мандельштам октябрьскую революцию?

Н. М.: Он писал об этом в своих стихах. Он думал, что революция приведёт к демократическому государству. Потом он понял, что всё совсем наоборот.

Ф. Д.: Но сначала он надеялся, что революция может сработать?

Н. М.: Сначала - да. В 30-х он понял, что нет. Я думаю, что он был вполне революционером. Но он был неудовлетворен революцией. Он не понимал, что это для всех становилось рабством. Я поняла это первой.

Ф. Д.: Почему Мандельштаму запретили публиковаться?

Н. М.: Потому что он был из другого теста. Он был не советским писателем и он не хотел врать. Он умел врать, но не хотел. Основным чувством была огромная жалость к нему. Потому что он был окружен врагами. И главными врагами были писатели и поэты, так называемые поэты. Они всегда говорили: почему он не может жить так же, как мы? Но он не мог. Он был другим человеком.

Ф. Д.: Из всех его стихов, какие вы любите больше всего?

Н. М.: "Стихи о неизвестном солдате" и "Вооруженный зреньем узких ос...".

Ф. Д.: Верил ли Мандельштам в силу написанного слова?

Н. М.: Я думаю, что после Достоевского никто не верит в это. Потому что если они не услышали Достоевского, то кого они будут слушать? Понимаете, я из спящей страны, там все сейчас спят. Но если они проснутся, это будет ужасно.

Ф. Д.: Что значило для вас с Мандельштамом быть евреями?

Н. М.: Ничего не значило. Просто мы были евреями. Ничего более. И мы были русскими евреями.

Ф. Д.: Какое у вас самое дорогое воспоминание о нём?

Н. М.: Он сам и есть самое дорогое воспоминание. Мы не расстались, потому что я верю в нашу встречу в другом мире. Я православная, и верю в это.

Ф. Д.: Мандельштам тоже верил?

Н. М.: Да.

P. S. Перевела Яна Чабовская. Без которой мы, как без рук. В смысле, без языка.